Неточные совпадения
Всякий
дом казался ей длиннее обыкновенного; белая каменная богадельня с узенькими окнами тянулась нестерпимо долго, так что она наконец не вытерпела не сказать: «
Проклятое строение, и конца нет!» Кучер уже два раза получал приказание: «Поскорее, поскорее, Андрюшка! ты сегодня несносно долго едешь!» Наконец цель была достигнута.
Виновник всего этого горя взобрался на телегу, закурил сигару, и когда на четвертой версте, при повороте дороги, в последний раз предстала его глазам развернутая в одну линию кирсановская усадьба с своим новым господским
домом, он только сплюнул и, пробормотав: «Барчуки
проклятые», плотнее завернулся в шинель.
— А вы-то с барином голь
проклятая, жиды, хуже немца! — говорил он. — Дедушка-то, я знаю, кто у вас был: приказчик с толкучего. Вчера гости-то вышли от вас вечером, так я подумал, не мошенники ли какие забрались в
дом: жалость смотреть! Мать тоже на толкучем торговала крадеными да изношенными платьями.
— Что ты, Бог с тобой: я в кофте! — с испугом отговаривалась Татьяна Марковна, прячась в коридоре. — Бог с ним: пусть его спит! Да как он спит-то: свернулся, точно собачонка! — косясь на Марка, говорила она. — Стыд, Борис Павлович, стыд: разве перин нет в
доме? Ах ты, Боже мой! Да потуши ты этот
проклятый огонь! Без пирожного!
— А так. Обошли его, обманули!.. По ихнему доброму характеру эту
проклятую польку и подсунули — ну, Сереженька и женился. Я так полагаю — приворожила она его, сударь… Сам приезжал сюда объявляться Марье Степановне, ну, а они его учали маненько корить — куды, сейчас на дыбы, и прочее. С месяц, как свадьбу сыграли. Дом-то старый заново отстроили, только, болтают, неладно у них с первого дня пошло.
В частном
доме не было для меня особой комнаты. Полицмейстер велел до утра посадить меня в канцелярию. Он сам привел меня туда, бросился на кресла и, устало зевая, бормотал: «
Проклятая служба; на скачке был с трех часов да вот с вами провозился до утра, — небось уж четвертый час, а завтра в девять часов с рапортом ехать».
Бедная Саша, бедная жертва гнусной,
проклятой русской жизни, запятнанной крепостным состоянием, — смертью ты вышла на волю! И ты еще была несравненно счастливее других: в суровом плену княгининого
дома ты встретила друга, и дружба той, которую ты так безмерно любила, проводила тебя заочно до могилы. Много слез стоила ты ей; незадолго до своей кончины она еще поминала тебя и благословляла память твою как единственный светлый образ, явившийся в ее детстве!
— Оно бы и я так думал, чтобы в шинок; но ведь
проклятая жидовка не поверит, подумает еще, что где-нибудь украли; к тому же я только что из шинка. — Мы отнесем его в мою хату. Нам никто не помешает: жинки нет
дома.
Многого, что делается в
доме, Галактион, конечно, не знал. Оставшись без денег, Серафима начала закладывать и продавать разные золотые безделушки, потом столовое серебро, платье и даже белье. Уследить за ней было очень трудно. Харитина нарочно покупала сама
проклятую мадеру и ставила ее в буфет, но Серафима не прикасалась к ней.
Приставанья и темные намеки писаря все-таки встревожили Харитона Артемьича, и он вечерком отправился к старичку нотариусу Меридианову, с которым водил дела. Всю дорогу старик сердился и ругал
проклятого писаря. Нотариус был
дома и принял гостя в своем рабочем кабинете.
Вахрушку выпроводили с мельницы в три шеи. Очутившись опять на дороге в Суслон, старик долго чесал затылок, ругался в пространство и, наконец, решил, что так как во всем виноват Галактион благодаря его
проклятой дешевке, то он и должен выручать. Вахрушка заявился в писарский
дом весь окровавленный и заявил...
«И как смели, как смели мне это
проклятое анонимное письмо написать про эту тварь, что она с Аглаей в сношениях? — думала Лизавета Прокофьевна всю дорогу, пока тащила за собой князя, и
дома, когда усадила его за круглым столом, около которого было в сборе всё семейство, — как смели подумать только об этом?
— Ага! Вот видите: имеет право оставить
дом во всякое время. Следовательно, она может во всякое время бросить ваш гнусный вертеп, ваше
проклятое гнездо насилия, подлости и разврата, в котором вы… — забарабанил было Лихонин, но экономка спокойно оборвала его...
И народ бежал встречу красному знамени, он что-то кричал, сливался с толпой и шел с нею обратно, и крики его гасли в звуках песни — той песни, которую
дома пели тише других, — на улице она текла ровно, прямо, со страшной силой. В ней звучало железное мужество, и, призывая людей в далекую дорогу к будущему, она честно говорила о тяжестях пути. В ее большом спокойном пламени плавился темный шлак пережитого, тяжелый ком привычных чувств и сгорала в пепел
проклятая боязнь нового…
— Господи, Мати Пресвятыя Богородицы! — говорила в себя и вздыхая старуха, глядя на бомбы, которые, как огненные мячики, беспрестанно перелетали с одной стороны на другую: — страсти-то, страсти какие! И-и-хи-хи. Такого и в первую бандировку не было. Вишь, где лопнула
проклятая — прямо над нашим
домом в слободке.
— Только в
дом принесут — я уж и слышу, что ее принесли! Так вот благим матом и кричу: вон! вон ее,
проклятую, несите! А после, как выпросталась, — и опять ничего! и опять полюбила!
Дом нашего плац-майора казался мне каким-то
проклятым, отвратительным местом, и я каждый раз с ненавистью глядел на него, когда проходил мимо.
Некоторое время в окнах вагона еще мелькали
дома проклятого города, потом засинела у самой насыпи вода, потом потянулись зеленые горы, с дачами среди деревьев, кудрявые острова на большой реке, синее небо, облака… потом большая луна, как вчера на взморье, всплыла и повисла в голубоватой мгле над речною гладью…
За мостом он пошел все прямо по улицам Бруклина. Он ждал, что за рекой кончится этот
проклятый город и начнутся поля, но ему пришлось итти часа три, пока, наконец,
дома стали меньше и между ними, на больших расстояниях, потянулись деревья.
— Что значит? В нашем репертуаре это будет называться: месть
проклятому черкесу… Это те самые милые особы, которые так часто нарушали наш проспект жизни своим шепотом, смехом и поцелуями. Сегодня они вздумали сделать сюрприз своему черкесу и заявились все вместе. Его не оказалось
дома, и я пригласил их сюда! Теперь понял? Желал бы я видеть его рожу, когда он вернется домой…
— Ведь то же самое было и третьего и четвертого дня, когда ты уходил из
дому… Но тогда приходили другие — я в этом убежден. По голосу слышу… О,
проклятый черкес!.. Ты только представь себе, что вместо нас в этой комнате жила бы Анна Петровна?..
Напоминают… мне они… другую жизнь. У вас в
доме проклятый двор. Как они шумят. Боже! И закат на вашей Садовой гнусен. Голый закат. Закройте, закройте сию минуту шторы!
Войницкий(загораживая ей дорогу). И если бы вы знали, как я страдаю от мысли, что рядом со мною в этом же
доме гибнет другая жизнь — ваша! Чего вы ждете? Какая
проклятая философия мешает вам? Поймите же, поймите…
Эти ваши
дома —
проклятые гнезда, в которых сживают со света матерей, дочерей, мучают детей…
Яичница. Ну, черт с французским! Но как сваха-то
проклятая… Ах ты, бестия эдакая, ведьма! Ведь если бы вы знали, какими словами она расписала! Живописец, вот совершенный живописец! «
Дом, флигеля, говорит, на фундаментах, серебряные ложки, сани», — вот садись, да и катайся! — словом, в романе редко выберется такая страница. Ах ты, подошва ты старая! Попадись только ты мне…
— Он сам, — отвечал Гаврила Афанасьевич, — на беду мою, отец его во время бунта спас мне жизнь, и чорт меня догадал принять в свой
дом проклятого волченка. Когда, тому два году, по его просьбе, записали его в полк, Наташа, прощаясь с ним, расплакалась, а он стоял, как окаменелый. Мне показалось это подозрительным, — и я говорил о том сестре. Но с тех пор Наташа о нем не упоминала, а про него не было ни слуху, ни духу. Я думал, она его забыла; ан видно нет. — Решено: она выйдет за арапа.
От появления у нас в
доме этой
проклятой истерики, которую я называл и «химерикою», потому что она ни с чего, так всегда почти при моем приближении, нападала на Анисью Ивановну; называл ее и"поруческою болезнью", потому что Анисья Ивановна будет здорова одна и даже со мною, и говорит и расспрашивает что, но лишь нагрянули лоручики, мо>я жена и зачикает и бац! на пол или куда попало!
«
Проклятая помесь лисицы и свиньи!» — выругался про себя ротмистр и вспомнил первую фразу Петунникова, касавшуюся его. Купец пришел с членом городской управы покупать
дом и, увидев ротмистра, спросил у своего провожатого бойким костромским говором...
— А они,
проклятые,
дома!
Я кидаюсь сломя голову прочь от этого
проклятого места, но всю дорогу, до самого
дома, в моих ушах звенит беспощадный несмолкаемый хохот…
«Сердечный ты мой!
Натерпелся ты горя живой,
Да пришлося терпеть и по смерти…
То случится
проклятый пожар,
То теперь наскакали вдруг — черти!
Вот уж подлинно бедный Макар!
Дом-то, где его тело стояло,
Загорелся, — забыли о нем, —
Я схватилась: побились немало,
Да спасли-таки гроб целиком,
Так опять неудача сегодня!
Видно, участь его такова…
Расходилась рука-то господня,
Не удержишь...
Потом хаос криков, плач детей — трескотня выстрелов, давка — и ужасное бегство, когда человек не знает, куда бежит, падает, снова бежит, теряет детей,
дом. И снова быстро, как будто и мгновения одного не прошло —
проклятая печь, тупая, ненасытная, вечно раскрывающая свою пасть. И то же, все то же, от чего они ушли навсегда и к чему вернулись — навсегда.
— Ах ты, непутный, непутный! — качая головой, укорял шурина Патап Максимыч. — Гляди-ка, рожу-то тебе как отделали!.. Ступай, проспись… Из
дому не гоню с уговором: брось ты, пустой человек, это
проклятое винище, будь ты хорошим человеком.
Все эти жалобы кончились слезным обращением к моему великодушию: не выхлопочу ли я для них экипажи, чтобы они могли убраться из этого «
проклятого»
дома?
Во-первых, мой продолжительный допрос надолго отсрочил их отъезд из «
проклятого»
дома и, во-вторых, испугал их.
А как на Троицу принесло к нам в
дом эту
проклятую Марью Ивановну — еще хуже пошло…
Войницкий (загораживая ей дорогу). И если б вы знали, как я страдаю от мысли, что рядом со мною в этом же
доме гибнет другая жизнь — ваша! Чего вы ждете? Какая
проклятая философия мешает вам? Поймите же, что высшая нравственность заключается не в том, что вы на свою молодость надели колодки и стараетесь заглушить в себе жажду жизни…
Ничего в жизни не легло у меня на душу таким загрязняющим пятном, как этот
проклятый день. Даже не пятном: какая-то глубокая трещина прошла через душу как будто на всю жизнь. Я слушал оживленные рассказы товарищей о демонстрации, о переговорах с Грессером и препирательствах с ним, о том, как их переписывали… Им хорошо. Исключат из университета, вышлют. Что ждет их
дома? Упреки родителей, брань, крики, выговоры? Как это не страшно! Или — слезы, горе, отчаяние? И на это можно бы идти.
— Проходит неделя, другая… Сижу я у себя
дома и что-то строчу. Вдруг отворяется дверь и входит она… пьяная. «Возьмите, говорит, назад
проклятые ваши деньги!» — и бросила мне в лицо пачку. Не выдержала, значит! Я подобрал деньги, сосчитал… Пятисот не хватало. Только пятьсот и успела прокутить.
— Не медли, спасайся! закрой епанчой твое лицо точно так, как вошел сюда я, и смело иди из этого
дома! Твой презренный хозяин сам тебя выведет за свои
проклятые двери.
«Она только обмерла с перепугу, касаточка! Не ожидала, что готовит ей любимица, цыганское отродье
проклятое! Не подслушай Маша, дай ей Бог здоровья, быть бы ей, голубке чистой, в когтях у коршуна! — проносилось в его голове. — Но как же теперь ее в
дом незаметно доставить? — возникал в его уме вопрос. — Надо прежде в чувство привести, да не здесь; на ветру и так с час места пролежала, еще совсем ознобится. Отнесу-ка я ее в сад, в беседку, авось очнется, родная».
Плохо, плохо! Да и жизнь дорожает с каждым часом, про извозчика и театр уже и не помышляем, да и с трамваем приходится осторожничать, больше уповая на собственные ноги; теперь уж не для притворства беру на
дом дополнительную работу, спасибо, что еще есть такая. Пришлось и пианино отдать. А
проклятая война как будто только еще начинается, только еще во вкус входит, и что там происходит, что делается с людьми, нельзя представить без ужаса.
Не мы с нею хотели и затеяли войну, и не имеет права эта
проклятая война врываться в наш
дом, как грабитель, и опустошать его.